Реклама в Интернет

Каспийский свод сведений о Восточной Европе

Б.Н. Заходер

Часть 1. Поволжье и Хорасан

ИТИЛЬ. НАЧАТКИ ГОРОДСКОЙ ЖИЗНИ

Как ни отстало в своем развитии хазарское общество, хранившее, по сообщению наших источников, все следы родо-племенного устройства, все же надо отметить, что в IX-Х веках эти же источники регистрируют явления, показывающие несомненный прогресс. Через Хазарию, стоявшую на путях, связывавших Восточную Европу с Востоком, осуществлялась значительная транзитная торговля (о значении Хазарии для торговли русов см. раздел о русах). Сама Хазария также вела оживленный товарообмен. В разделе первом настоящего очерка мы уже упоминали о развитии в Хазарии сельского хозяйства, рыболовства, экспорте из Хазарии рыбьего клея. "Худуд ал-'алам", характеризуя Хазарию как страну "богатую, процветающую, с большим достатком", сообщает: "Из нее происходит рогатый скот, овцы и бесчисленные рабы". "Кабус-наме" в двадцать третьей главе, посвященной покупке рабов, упоминает о рабах восточноевропейского происхождения. Особое место в списке товаров, вывозимых из Хазарии, занимали меха. Добытые в "областях русов, булгар и Киева", эти меха у Истахри и Ибн Хаукала носят все же наименование "хазарских". Особенно значительным центром мехового экспорта был Итиль. Ибн Хаукал, следуя за текстом Истахри, в описании хазарской меховой торговли приводит интересные подробности и дополнения; по словам Ибн Хаукала, хазарские меха, которые расходятся по всему свету, это те же меха, что и в ал-Андалус; только в малой части эти меха происходят из славянских стран, большая и наилучшая часть их происходит из стран русов, а некоторые - причем самые лучшие - русы перекупают в странах Гог и Магог. За описанием меховой торговли у Ибн Хаукала следует сообщение о захвате и разорении русами Булгара и Итиля. Представляется, что связанность сообщений Ибн Хаукала о меховой торговле и захвате русами крупных волжских торговых центров не случайна. Тот же автор сообщает, что и по захвате Итиля русами не уменьшился "прилив торговли". Разнообразен был также хазарский импорт. Среди ввозимых товаров Истахри называет мед и свечи, которые, по его словам, привозят от русов и булгар. Персидский перевод Истахри употребляет слово, которое можно перевести, как "воск"; указание на булгар как на поставщиков в персидском переводе опущено. Ибн Хаукал повторяет Истахри. Йакут дважды упоминает о ввозе хазарами меда и свечей (воска), дополняя список стран-поставщиков Киевом. Хаджжи Халифа содержит только реликт всей темы: от русов к хазарам привозят воск. Как уже нам приходилось упоминать, наряду с медом и воском со Среднего Поволжья на Нижнее экспортировался сплавом строительный материал: сосна, ель. Текстильные товары были главным предметом хазарского импорта с Ближнего и Среднего Востока. Истахри, описав хазарскую одежду, сообщает: из-за отсутствия у хазар материалов для этой одежды, последний привозят из Горгана, Табаристана, Армении, Азербайджана и Рума. Персидский перевод Истахри уточняет: то, что купцы привозят, происходит не из Хазарии, а из других мест; в перечислении последних в персидском переводе отсутствует Рум. Ибн Хаукал следует за Истахри с тем, однако, отличием, что в перечислении мест, откуда привозят к хазарам текстильные материалы, отсутствует Армения и добавлены слова, расширяющие список стран-поставщиков общей фразой "и из других соседних стран".

Довольно оживленный обмен между хазарами и этими "другими странами" подтверждается наличием таможенных сборов и значительных иностранных купеческих колоний в Хазарии. Истахри - наиболее ранний и самый полный вариант - сообщает о статьях дохода (абваб ал-мал) хазарского царя, указывает на таможенные заставы и торговую десятину, взимаемую согласно обычаю на дорогах, в морских и речных портах. Персидский перевод Истахри в рукописи ИНА передает то же сообщение с заменой арабских терминов персидскими: "доходы от таможен и таможенных застав для купцов, которые стерегут гавани моря и рек и взимают налог бадж"; персидский термин бадж, как явствует из сопоставления с арабским оригиналом Истахри, в данном случае передает значение торговой десятины. Ибн Хаукал следует за текстом Истахри с некоторыми сокращениями - отсутствует упоминание о гаванях моря и реки как источнике дохода хазарского царя. "Худуд ал-'алам" из всего сообщения сохранил лишь реликт: богатства и достояние царя хазар по большей части от морской подати. В послании Хасдая ибн Шафрута к хазарскому царю среди вопросов, на которые желал получить ответ кордовский вельможа, находился вопрос о количестве дани и десятины. Не менее убедительны сообщения наших источников о купеческих колониях в Хазарии. Йакут, как обычно в хазарских сообщениях со ссылкою на Ибн Фадлана, рассказывает об итильском главе мусульман, обязанном судить как проживающих постоянно, так и приезжающих по торговым надобностям. Выше мы уже говорили о русской купеческой колонии в Итиле, продолжавшей, по словам Ибн Хаукала, торговые операции и по захвате города Святославом. В Семендере и Итиле, о чем речь ниже, эти купеческие колонии были весьма многочисленны.

Все это показывает, что, несмотря на архаическую крепость родо-племенного уклада - серьезное препятствие для установления единоверия в Хазарии, - прогрессивные тенденции в социально-экономической жизни создавали предпосылки для появления такого новшества в Хазарии, как город - центр административной, религиозной и экономической жизни. Ибн Хордадбех - кажется, первый из восточных писателей, перечисляющий несколько хазарских городов. Описав путь из Джурджана по Каспию к западному побережью, Ибн Хордадбех приводит следующий список: Хамлидж, Баланджар, ал-Байда'. Вслед за списком Ибн Хордадбех цитирует стихотворение поэта Бухтури, в котором упоминаются также два хазарских города - Хамлидж и Баланджар, и сообщает, что за Баб ал-абваб (в тексте ал-Баб) расположены владения "царя Сувар, царя ал-лагз, царя аллан, царя Филан, царя Маската, сахиб ас-сарира и город Семендер". Список Ибн Хордадбеха не одинок в источниках. "Худуд ал-'алам", упомянув об Итиле (Atil) и лежащем на берегу моря Семендере, приводит перечисление остальных хазарских городов:

в транскрипции В.В.Бартольда в транскрипции В.Минорского
Хамлидж Khamlikh
Баланджар Balanjar
Байда Bayda
Савгар Savghar
Хтлг Kh.tl.gh.
Лкн L.kn
Сур Swr
Масмада Ms-t (M-sq-t?)

 

 

Как явствует из сравнения списка Ибн Хордадбеха со списком "Худуд ал-'алам", большинство названий совпадает не только по начертанию, но и по последовательности упоминания. В отличие от Ибн Хордадбеха, анонимный среднеазиатский географ считает все эти названия не царствами, а "городами с крепкими стенами". В.Ф.Минорский дал подробнейший комментарий к списку "Худуд ал-'алам", указав на несомненное влияние Ибн Хордадбеха. Как и у Ибн Хордадбеха, в списке "Худуд ал-'алам" мы находим смешение хазарской, северокавказской и ширванской топонимики. Из приведенного выше списка городов к собственно хазарским мы можем причислить лишь четыре наименования: Хамлидж, или Хамлих, Баланджар, Байда' и Семендер. Рассматриваемые списки говорят о широко распространенном в восточной географической науке убеждении в существовании у хазар городов. Мысль о наличии у хазар городской жизни получила отражение в сочинениях и последующих авторов: так, Димашки (со ссылкой на Ибн ал-Асира) перечисляет четыре города хазар: Хамлидж, Баланджар, Семендер и Итиль. Исхак ибн ад-Хусейн сообщает о многих хазарских городах, приводя, впрочем, название одного лишь города Б.лйар, под которым можно разуметь Булгар, Баланджар или даже Итиль. Ибн Ийас говорит о хазарских городах во множественном числе, считая наиболее известным из них город Семендер.

Это убеждение восточной географической науки, насколько известно, до настоящего времени не имеет подтверждения со стороны археологии. Несмотря на многочисленные догадки, ни одно из этих названий не получило категорического прикрепления к какой-либо группе сохранившихся до наших дней памятников. Сказанное, конечно, ни в малейшей мере не колеблет основного, - остатки строительных сооружений и другие памятники материальной культуры, обнаруженные на территории, на которой в древности распространял свою власть каганат, подтверждают существование в Хазарии значительных по тому времени населенных мест. Но локализация этих мест, прикрепление того или иного наименования, сохранившегося в источниках, к определенным географическим пунктам - все еще дело будущего, дело, в котором роль филологического исследования отнюдь не меньше, чем археологическая находка.

Старейший "городской список", сохранившийся в сочинении Ибн Хордадбеха, особенно примечателен тем, что подтвержден отрывком из панегирического стихотворения. При отсутствии более веских доказательств такие стихотворные панегирики по своей исторической достоверности могут трактоваться наравне с любым документом: строгий стихотворный размер, сама целевая направленность панегириков - лучшие условия для консервации различного рода фактических данных. Имя лица, которому посвящен такой панегирик, его титулатура, название местностей, связанных со славословием, - все это лишь в очень редких случаях подвергается последующей фальсификации. Панегирик Бухтури посвящен Исхаку ибн Кундаджу. Последний, по словам поэта, почести (во франц. переводе - "le litres de noblesse"), которых он удостоился в Ираке, добавил к тем, которых был удостоен в Хамлидже или в Баланджаре. Упоминание Исхака ибн Кундаджа у Ибн Хордадбеха отсутствует. Более чем три столетия спустя Иакут обратил внимание на этот стихотворный отрывок, приведя его дважды в своей географической энциклопедии, первый раз в разделе, посвященном Баланджару, второй - в разделе о Хамлидже; в отличие от Ибн Хордадбеха, Иакут сообщил имя лица, которому посвящен панегирик, назвав его Исхак ибн Кундаджик; в самом диване Бухтури, дошедшем до нас, то же лицо названо Исхак ибн Кундадж ал-Хазари. Это - известный командующий войсками аббасидского халифата конца IX века, современник Бухтури, по происхождению из хазар. Не входя в обсуждение интересных для его биографии данных, находящихся в сочинениях поэта, остановимся только на анализе топонимических названий отрывка из панегирика. В отличие от многих панегирических стихотворных произведений, все более и более в настоящее время привлекаемых в качестве достоверного документа к историческому исследованию, панегирическому отрывку Бухтури не повезло. Рассматривая наименования Хамлидж и Баланджар, встречающиеся у Бухтури, И.Маркварт, своими фундаментальными сочинениями надолго определивший судьбы изучения восточных источников по Восточной Европе, подверг сомнению оба рассматриваемые топонимические названия. Первое из этих названий, как отметил Маркварт, а за ним последующие исследователи, подменяется в некоторых вариантах текста ал-Бухтури наименованием ал-Байда'. Что касается Баланджара, то, как заметил Маркварт, очень сомнительно, знал ли его поэт действительно или взял это название из рассказов времен первых арабских завоевательных походов. К выраженным Марквартом сомнениям можно добавить еще то обстоятельство, что у самого Ибн Хордадбеха строкам, где приведен отрывок из панегирика, предшествует перечисление хазарских городов, в котором вместо Хамлиджа находится ал-Байда'. И все же нам представляется, что достоверность топонимических данных панегирика вряд ли может быть опровергнута. Уже тот факт, что Иакут цитирование отрывка панегирика связал со словом Хамлидж, говорит сам за себя; подобное приурочивание свидетельствует, что в XIII веке, когда писал Иакут, в традиционном цитировании отрывка или в рукописи стихотворений ал-Бухтури упоминался Хамлидж, а не ал-Байда'. Да и Ибн Хордадбех в известном своем маршруте русов - купцов, вывозивших меха из славянских стран на Восток, упоминает также Хамлидж в качестве хазарского города, служившего перевалочным пунктом на пути в Горган. Отсюда начинается морской путь, что может характеризовать Семендер, по сообщению некоторых авторов, находящийся на берегу моря. Грудно думать далее, чтобы поэт не знал, как предполагал И. Мар-кварт, точно места, где получил свои почести прославленный им Исхак ибн Кундадж. Кстати сказать, тот же Иакут в разделе своей географической энциклопедии, посвященной Баланджару, приводит и другое стихотворение, где упоминается "могила в Баланджаре", место захоронения 'Абд ар-Рахмана ибн Раби'а ал-Бахили; по словам прозаического объяснения Иакута, эта могила находится "в окрестностях Баланджара". Все это вместе взятое говорит о живости передаваемой Бухтури традиции, о ее исторической достоверности. И в конце IX века Хамлидж и Баланджар были наименованиями, которые обозначали не поэтический символ, а реалию. Более того, из всего противоречивого материала, которым мы располагаем в отношении именований у Бухтури методически представляется нам теми незыблемыми вехами, по которым только и следует ориентироваться в зыбком океане всяческих гипотез и предположений.

Отождествление Хамлиджа с Итилем получило после И.Маркварта дальнейшее обоснование у В.Ф.Минорского, увидевшего в топонимическом термине Ибн Хордадбеха одну из форм названия восточной части хазарской столицы, читаемой у Ибн Русте и Гардизи как хан-балык - ханский город. Д.А.Зайончковский в своей монографии о проблемах хазароведения поддержал и развил мысль Минорского. Несмотря на возможность подобного отождествления, вряд ли оно все же может быть признано правильным. Восточная часть Итиля, как известно, была по преимуществу купеческим центром; каган и все его приближенные помещались в западной части Итиля. Какие почести мог получить знатный хазарский воин, Исхак ибн Кундадж, от торгового населения? Как могут эти почести быть сравнены с теми, которые тот же хазарский командующий войсками получил из Ирака, т.е. от халифа? Да и формально само содержание рассматриваемых строк панегирика не может не насторожить исследователя: Исхак ибн Кундадж, по словам Бухтури, получил почести в Хамлидже или Баланджаре. Что означает в данном случае наличие союза "или"? Первое, что приходит на ум: оба помянутые названия были равны по своему назначению, они обозначали места, откуда знатный хазарский воин мог получить свои почести; Хамлидж и Баланджар были местами, в которых одинаково резидировала верховная власть. Эти размышления, очевидно, были не чужды И.Маркварту, который, идентифицируя Хамлидж с Итилем (ал-Байда'), отмечал, что в Баланджаре, быть может, находился летний лагерь (йайлак) хазарского кагана.

История изучения Баланджара и попыток его локализации представляет собою одну из значительных и плодотворных страниц европейского хазароведения. За длительный период работы был изучен широкий круг арабоязычных источников, что дало возможность выяснить существенные данные по истории Баланджара. В 32/652-653 г. под Баланджаром разумелось укрепленное сторожевою башнею место, где сосредоточивались значительные военные силы хазар, нанесшие сокрушительное поражение наступавшим арабам под командованием 'Абд ар-Рахмана ибн Раби 'а ал-Бахили. В Баланджаре, как рассказывают хронисты, до взятия и разгрома его арабами под командой Джарраха в 104/722-723 г. были сосредоточены значительные богатства. Арабоязычным источникам кроме города Баланджара известна была также река того же названия. Еще Маркварту удалось с достаточной убедительностью показать идентичность Баланджара арабских источников с Варачаном "Истории агван" Моисея Каганкатваци; к этому же названию, по его мнению, восходит имя реки Варашан еврейско-хазарской переписки и гор Варшан "Хазарской книги" Галеви. Особенно важной была, несомненно, идентификация арабских источников с армянской летописью, содержавшей обильный различными деталями материал путешествия албанского епископа Исраиля в 681-682 гг. в Варачан для обращения проживавших там "гуннов" в христианство. Все это, внесенное в науку не одним поколением исследователей, позволяет теперь говорить о Баланджаре с большей точностью, чем когда-либо ранее. Вряд ли, впрочем, эта точность дает основание ставить вопрос с такой решительностью, как это сделано во втором издании Большой Советской Энциклопедии, где Баланджар локализован на Северном Кавказе на реке Удон (Кума), а Семендер в "северной части Дагестана, к югу от нижнего течения р. Сулак". Эта категоричность нам представляется тем более преждевременной, что вопрос о существовании двух хазарских городов - Баланджара и Семендера - до настоящего времени не может считаться окончательно разрешенным, хотя соображения, высказанные по этому поводу М.И.Артамоновым, и не встретили сочувствия со стороны писавших позднее А.Зайончковского и Д.М.Данлопа. При необычайной скудости аргументации, находящейся в распоряжении исследователя, кажется, что только общие методические положения могут служить более или менее надежной опорой при выводах. Таким методическим положением для нас является локализация каждой группы источников или сведений за определенными районами, где эти сведения могли сохраниться. Как название ранней хазарской столицы, так и сведения об этой столице полностью отсутствуют в источниках, составляющих наш Свод; хранителем этих сведений является по преимуществу, начиная с ат-Табари, историография на арабском языке, уходящая своими корнями еще в ранние омейядские традиции. Завоевательные походы VII-VIII веков, когда Баланджар оказывал значительное сопротивление арабским войскам, - вот тот период, когда город был известен халифатской письменности. Захват арабами Баланджара в 104/722- 723 г., вызвавший перенос хазарской столицы, был временем, когда наши сведения, почерпнутые из нарративных источников о Баланджаре, обрываются; последнее упоминание о Баланджаре под 119/737 г. говорит о знаменитом походе Марвана, когда, по свидетельству наших источников, пройдя Баланджар и Семендер, будущий халиф достиг ал-Байда'. Источники, составляющие Свод, знают преимущественно Семендер, о котором говорят так же подробно, как автор "Истории агван" о Варачане. Конечно, все это лишь догадки, но догадки, нам кажется, имеющие основание и в самом материале. Упоминание Ибн Хордадбехом Семендера носит все следы позднейшей интерполяции: город Семендер появляется у Ибн Хордадбеха после перечисления царств, не относящихся, собственно говоря, к Хазарии. А совместное упоминание в том же источнике Хамлиджа, Баланджара и Семендера объясняет многое в последующем бытовании подобных сочетаний: не отсюда ли знаменитый маршрут похода Марвана 119/ 737 г. - Баланджар, Семендер и далее на ал-Байда', где резиденция хазарского кагана? Малоубедительным является и аргумент от математической географии. С его помощью некоторые исследователи пытаются обосновать тезис о неидентичности Баланджара и Семендера, - приводимые у Бируни показания в градусах долготы и широты (73° и 44°50' и 72°30' и 44°55') настолько мало разнятся между собой, что вряд ли могут быть приняты во внимание. Кстати сказать, примерно такие же показания мы находим в других географических сочинениях (Хамдаллах Казвини: 85°20' и 46°30'; Абу-л-Фида': 75°20' и 46°30'; 78°0' и 44°50'); при некоторой неустойчивости исчисления географических координат у средневековых мусульманских географов разница между всеми проводимыми цифрами не так значительна. Короче говоря: в отношении ранней столицы хазар, как и позднее, при анализе описаний Итиля, мы встречаемся с тем же многообразием топонимических названий. И не достаточно ли обосновано предположение, что упомянутый Бухтури в паре с Баланджаром - Хамлидж составлял такой же двойной хазарский город, каким был впоследствии Итиль? Фигура Исхака Кундаджа, получившего почести "в Хамлидже или Баланджаре", показывает, что и в конце IX века, когда упомянутый знатный хазарский воин служил в халифатских войсках, оба старинных хазарских центра не утеряли своего значения. Не находились ли здесь какие-либо почитаемые объекты культа? О священной роще Варачана и не совсем понятных похоронных обрядах рассказывает "История агван". Рассказ о Семендере, сохранившийся в наших источниках, еще сильнее подкрепляет высказанное предположение; являясь как бы прототипом позднейших рассказов об Итале, самандарская коллекция сообщений обладает и своими нюансами и оригинальными, отсутствующими в рассказе об Итале деталями.

Схематически рассказ о Семендере представлен в источниках, составляющих Свод, в следующем виде:

1) Город Самандар, основанный Хосровом Ануширваном, находится на расстоянии 4(8) дней пути от Баб ал-абваб и 7(8) дней пути от Итиля, расположен на морском берегу (у озера). 2) Некогда город был столицей хазар, но завоевал его Сулейман (Салман) ибн Раби'а ал-Бахили, и тогда царь перешел в Итиль, но и до настоящего времени в городе хазарское население. 3) В городе много садов и около 4(40) тысяч виноградных лоз (виноградников). 4) Здесь живут мусульмане, у которых мечети, иудеи, у которых синагоги, христиане, у которых церкви, 4а) В городе больше всего христиан, народ низкорослый (?), любит странников, если они не лазутчики. 46) Город громадный, больше чем у хазар. 5) Городские жилища - палатки и строения из дерева с горбатыми кровлями. 6) Царь их из иудеев, состоящих в приближении царя хазар. 7) От Самандара до страны сариров расстояние в два фарсаха, цари Самандара и сариров в мире друг с другом.

Участие каждого из авторов в разработке отдельных разделов рассказа о Семендере может выражено схематически следующим образом:

  1 2 3 4 5 6 7 Д
Истахри +   +       + + + +
Ибн Хаукал +   +       + + + +
Мас'уди + +                
Мукаддаси +   +   + + +      
"Худуд ал-'алам" +                 +
Бакри + +   +           +
Идриси +   +             +
Йакут + + +       + + + +
Насир ад-Дин Туей +   +       + + +  
Ибн Ийас           +        
Хаджжи Халифа             + + + +
Евр.-хаз. переписка +                  

 

 

Истахри, первый из упомянутых в нашем перечне авторов, в своем сочинении дважды останавливается на определении расположения Семендера; в первом случае таковое определяется как 4 дня пути от Баб ал-абваб и 7 дней пути от Итиля, во втором случае Семендер определяется в общих чертах как расположенный "между Итилем и Баб ал-абваб". В персидском переводе Истахри указание на местоположение Итиля отсутствует, да и сам город поименован Самид или Тасмид (или Исмид). Определив в первом разделе своего рассказа Семендер как город, Истахри далее повествует совершенно очевидно о всем районе, простиравшемся по его словам "до границы с сарирами"; только имея в виду это более широкое определение, можно понять последующее сообщение о наличии четырех тысяч виноградников (лоз?); персидский перевод доводит это число до сорока тысяч. Виноград, по словам того же источника, преобладает над остальными культурами. В самом конце рассказа персидский перевод Истахри добавляет фразу, отсутствующую в арабском оригинале; "в области хазар я не знаю [такого] другого населенного места, как Тасмид (или Самид)". Ибн Хаукал близко следует за текстом Истахри: после раздела 3 у Ибн Хаукала находится знаменитая вставка о том, что в 358/968- 69 г. в Джурджане он слышал рассказ о нападении русов на Итиль и бегстве жителей на берега Каспийского моря. Вставка - интересная иллюстрация метода работы Ибн Хаукала: оставляя в основном без изменения компилируемую редакцию рассказа, автор добавляет личные наблюдения, не заботясь ни в малейшей мере о целостности и непрерывности повествования. По сравнению с обоими рассмотренными авторами, Мас'уди несколько краток, но детали, находящиеся в его варианте, так же ценны, как и у Ибн Хаукала; по словам Мас'уди, расстояние от Семендера до Баб ал-абваб определялось в 8 дней пути, а расстояние между Самандаром и Итилем - в 7 дней. Мас'уди приводит историю города: некогда Семендер был столицей хазар, но в "начале времен" Сулейман ибн Раби'а ал-Бахили завоевал город, и царь хазар перешел в Итиль; и в то время, когда Мас'уди писал, в Семендере находилось хазарское население. Мукаддаси продолжает дальнейшую свободную разработку темы о Семендере, хотя весь рассказ по сравнению с Истахри и Ибн Хаукалом дается в сокращенном виде: Семендер характеризуется Мукаддаси как большой город, расположенный "у озера", - так называет Мукаддаси Каспий, - между рекою хазар и Баб ал-абваб; сообщение о жилищах не представляет непрерывного повествования, а разделено сообщением о христианах, не имеющим, насколько нам известно, параллельных текстов; о садах и виноградниках упоминается без указания на какое-либо число. "Худуд ал-'алам" определяет местоположение Семендера "на берегу моря" и характеризует город как богатое место, где находится базары и есть купцы. О расположении Семендера "на берегу моря" сообщает также пространная редакция ответного письма царя Иосифа. Бакри, повторяя уже известные расчеты о восьмидневном расстоянии Семендера от Баб ал-абваб и семи днях пути от Итиля, сообщает вслед за Мас'уди о завоевании города "в начале ислама", вследствие чего царь вынужден был уйти в Итиль. Впоследствии, уверяет Бакри, город снова вернулся к ним, т.е. хазарам. Дополнение Бакри отсутствует у Мас'уди и, насколько нам известно, не имеет параллельных текстов. Раздел 4 у Бакри сокращен: в городе - всякие веры. Идриси сохранил в сокращенном виде разделы 1 и 3; в конце сообщения о Семендере Идриси передает, очевидно со слов Ибн Хаукала, известие о разорении города русами, не упоминая даты. Йакут в своем подробном описании Семендера ссылается на Азхари и Истахри, но по существу дела черпает свои сведения у Истахри и Мас'уди. Это двойное влияние объясняет, в частности, противоречия в определении местоположения Семендера. В начале повествования Иакут указывает расстояние Семендера от Баб ал-абваб в 8 дней пути, а от Итиля - в 7 дней; в конце повествования Иакут определяет расстояние от Баб ал-абваб до Семендера в 4 дня пути, от Семендера до Итиля - в 8 дней. В отличие от Мас'уди, Йакут именует завоевателя Семендера не Сулейман, а Салман ибн Раби'а. Более ясно, чем у предшествующих авторов, говорится у Иакута о самандарском виноградарстве: под цифрой 4 тысячи разумеются сады. Насир ад-Дин Туей, как и во многих других отмеченных случаях, почти полностью копирует персидский вариант Истахри. Ибн Ийас сохранил лишь упоминание, что в древности Семендер был громадным городом; после этого у Ибн Ийаса следует "сообщение о троне", заменяющее, очевидно, разделы 6 и 7 рассказа, повествующие об отношении Семендера со страною сариров; в древние времена, по словам Ибн Ийаса, в городе был золотой трон такой красоты, что не поддается описанию; по завоевании города Румом (sic!) трон остался на своем месте. Хаджжи Халифа, последний из известных нам компиляторов, включивших в свое сочинение текст о Семендере, сохранил лишь реликт темы: город, поименованный у Хаджжи Халифы Исмид, имеет много домов из дерева, у мусульман есть мечеть, царь - иудей, зависит от хазар и сариров.

Как явствует из всего вышесказанного, рассказ о Семендере, встречающийся в различных восточных источниках, входящих в Свод, представляет собою сложное явление. Составленный из разновременных и нередко противоречащих наблюдений, этот рассказ тем не менее дает основание считать, что город, служивший хазарам первой столицей и известный в раннесредневековой письменности под различными наименованиями (Хамлидж, Баланд-жар, Варачан, Семендер), продолжал существовать после захвата и разрушения его арабами в 104/722-723 г., много спустя после переноса столицы на Нижнее Поволжье, в Итиль.

Географические сочинения на арабском и персидском языках, дошедшие до нас полностью или в отрывках позднейших компиляторов, представляют собою бесценный источник, особенно для периодов, о которых молчит или недостаточно полно рассказывает письменность на других языках. Нижнее Поволжье, где находилась столица Хазарского каганата, с глубокой старины было связано с гаванями Каспийского побережья. Отсюда неоспоримая ценность тех сообщений, которые сохранились в раннесредневековой географии на арабском и персидском языках.

К сожалению, несмотря на неоднократное использование упомянутых памятников письменности и, казалось бы, их достаточную изученность, все же приходится замечать, что даже в серьезных специальных исследованиях сплошь и рядом отсутствует предварительная сравнительно-текстологическая работа. Только всем этим можно объяснить факт, что до настоящего времени считается аксиомой высказанное еще девяносто лет тому назад Д.А.Хвольсоном положение: "разные известия о частях хазарской столицы несогласны между собою", как и многое другое, что несомненно разъяснилось бы при сравнительно-текстологической разработке.

Самое первое рассмотрение восточных известий об Итиле показывает, что, несмотря на видимое их разнообразие и множество вариантов, в сущности мы имеем дело с несколькими рассказами, - варианты этих рассказов или отдельные элементы их и представляют все разнообразие дошедших до наших дней описаний Итиля в восточной письменности.

Извлеченные путем сопоставления одних текстов с другими, эти рассказы, обозначенные литерами А, Б, Б 1, В, выглядят в схематическом виде (подобный схематизм присущ каждой реконструкции) примерно так.

А. У хазар имеется два города, расположенных рядом: население этих городов весною отправляется в степь и возвращается в города лишь к зиме.

Рассказ представлен в литературе сочинениями Ибн Русте, Гардизи, Бакри, Идриси, Марвази, Мубарак-шаха Марварруди (XIII в.).

Б. Одновременно с этим рассказом в арабо-персидской письменности бытовал второй рассказ, - его можно поименовать рассказом о двух частях Итиля. Схематически этот рассказ представляется в следующем виде:

1) Хазар - название климата, столица же именуется Итиль, так же называется река, текущая от русов и булгар, один из рукавов которой вливается в Понт; 2) город Итиль делится на две части, одна часть на запад от реки, она - большая, это и есть собственно Итиль, другая часть к востоку от реки зовется Хазаран, или Восточный Итиль; царь вместе с войском и приближенными живет в западной части города, на языке хазар царь именуется б.к., бак, размер этой части города приблизительно фарсах, эта часть окружена стеной, в стене четверо ворот, обращенных к реке и в степь; 3) жилища в городе - шатры из войлока или из глины (дерева); дворец царя далеко от берега, сложен из обожженного кирпича, - царь не разрешает строить из этого материала; 4) в восточной части города много купцов, торговых мест, здесь живут мусульмане, число которых превышает десять тысяч, у них соборная мечеть, мечети, муэдзины, училища, в этой же половине Итиля живут христиане, иудеи, идолопоклонники.

Изложенный рассказ повторяют многие авторы: в Х в.- Ибн Русте, Истахри, Ибн Хаукал, Мас'уди, Мукаддаси, "Худуд ал-'алам" среднеазиатского анонима; в XI в.- Гардизи, Бакри; в XII в.- Идриси; в XIII в. - Йакут, Закарийа' Казвини, Насир ад-Дин Туей; в XVI в. - Ибн Ийас; наконец, в XVII в. рассказ повторяет Хаджжи Халифа.

Б1. Естественным дополнением к этому рассказу является повествование о том, что подле хазарской столицы нет деревень, - с наступлением весны население Итиля отправляется за 20 фарсахов, где и занимается земледельческими работами; собрав урожай, хазары везут его в Итиль - или по реке на судах, или по степи на повозках. Повествование это сохранилось в сочинениях Истахри, Ибн Хаукала, Иакута, Насир ад-Дина Туей, Хадджжи Халифы и в еврейско-хазарской переписке.

В. Третий рассказ, сохранившийся в сочинениях Мас'уди, Мукаддаси, еврейско-хазарской переписке, а также у испанского географа XIII века Ибн Са'ида, повествует о делении Итиля на три части; сам город расположен на двух берегах реки, вытекающей из страны тюрок, в середине реки находится остров, где "дом правителя" и дворец царя; с острова на один из берегов перекинут мост из лодок.

Наиболее старым из известных сочинений, содержащих рассказы об Итиле, является географическое сочинение Ибн Русте. Уже в этом наиболее старом варианте наблюдается смешение рассказов А и Б; сообщив о двух хазарских городах, один из которых носил название Сар'ш.н., а другой Х.б. нл', Ибн Русте утверждает в конце рассказа, что в обоих этих городах находятся мусульмане, у которых имеются мечети, муэдзины, школы. Близкий его современник Истахри совершенно не знает рассказа А и приводит лишь первый из известных нам полных вариантов рассказа Б, сопровождая его повествованием Б 1. По словам Истахри, хазар - название "климата"; сама же столица именуется Итиль, таково же наименование реки, текущей от русов и булгар к хазарам. Раздел 2 рассказа Б изложен у Истахри дважды, что указывает на неоригинальность и этого очень старого из известных нам вариантов. Краткое изложение раздела 2 ограничивается у Истахри сообщением о пребывании в западной части Итиля царя, войска и вельмож. Подробное изложение того же раздела повествует о делении города на две части, к западу и востоку от реки; западная часть - большая, здесь резиденция царя, именуемого на языке хазар б.к. или бак, размер этой части в длину приблизительно один фарсах, окружает эту часть стена, в стене - четверо ворот, через которые выход к реке и в степь, на юг от города. Раздел 3 рассказа Б сообщает указанные выше данные о жилищах в Итиле. Рассказ этот не является у Истахри целостным повествованием - он прерывается сообщением о мусульманах, у которых 30 мечетей. Факт этот еще раз указывает на неоригинальность текста Истахри. В дальнейшем, останавливаясь еще раз на описании восточной части Итиля, Истахри сообщает, что число мусульман превышает десять тысяч, в восточной части находятся рынки и бани. Сочинение Истахри вместе с тем содержит наиболее старый вариант рассказа Б 1, повествующий об отсутствии у хазар селений около города. Для земледелия они уходят летом за 20 фарсахов, а посеяв и собрав урожай, перевозят его по реке и в повозках по степи. Рукопись Института народов Азии, сохранившая персидский извод сочинения Истахри, дает интересные параллельные разночтения, в некоторых случаях помогающие яснее понять содержание.

Ибн Хаукал, как обычно, весьма точно следует за текстом Истахри, дополняя последний ценными деталями. Издание голландским ориенталистом И.Х.Крамерсом стамбульской рукописи сочинения Ибн Хаукала показало, что между отдельными вариантами рукописей Ибн Хаукала не менее существенные отличия, чем между сочинениями Ибн Хаукала и Истахри. Так, например, рассказывая об истоках реки Итиль, Ибн Хаукал издания Крамерса дополняет издание де Гуе: истоки этой реки в области мрака, никто не доходил до них. Существенное дополнение по сравнению с Истахри содержит Ибн Хаукал в разделе 2 рассказа Б, называя западную часть города - Итиль, а восточную - Хазаран. Размер обеих этих частей (а не одной, как у Истахри) составляет приблизительно один фарсах; обе части города (а не одна западная, как у Истахри) окружены стеной. Интересным отличием текста Ибн Хаукала от Истахри является также описание типа городских жилищ; по словам Ибн Хаукала, эти жилища напоминали "как бы шатры из дерева". Как у Истахри, повествование Б1 о выходе итильского населения за 20 фарсахов из города для земледельческих работ оторвано на значительное расстояние от текста, содержащего рассказ Б; как и персидский перевод Истахри, Ибн Хаукал при указании перевозок по реке упоминает о судах. Мас'уди в свой рассказ об Итиле включил описание течения р. Итиль; река, по его словам, вливается в залив Понта, именуемый "море русов". Сообщение о наличии в Итиле многих мусульман-купцов и ремесленников, поселившихся здесь на постоянное жительство, Мас'уди дополняет пояснением о царящей в стране справедливости и безопасности. Мас'уди содержит в своем сочинении самый ранний вариант рассказа В; по словам Мас'уди, Итиль делился на три части громадной рекой, вытекавшей из страны тюрок; между двумя берегами, на которых был расположен город, находился остров, где был "дом правителя" и "дворец царя"; на берег с острова был перекинут мост из лодок. Мукаддаси сохранил из всего рассказа об Итиле очень немногое, дополнив вместе с тем свои скупые сообщения ценными и оригинальными наблюдениями; вместо стены, окружающей западную часть Итиля, Мукаддаси сообщает о "дворце султана" из обожженного кирпича (ср. Мас'уди, рассказ В); по его словам, именно дворец, а не стена, имел четверо ворот, одни из этих ворот выводили на речное побережье к стоянке судов. Не менее интересно сравнение у Мукаддаси Итиля с городом Джурджаном на юго-восточном побережье Каспийского моря. Последний из известных нам памятников письменности Х века, содержащих рассказ об Итиле, - "Худуд ал-'алам" - очень краток; обращает на себя внимание лишь наименование хазарского царя: тархан-хакан из детей анса. К десятому же веку относятся два отрывка из еврейско-хазарской переписки (письмо царя Иосифа): первый из этих отрывков говорит об острове как месте резиденции хазарского кагана (рассказ В), второй отрывок рассказывает о ежегодном выходе хазарского населения Итиля в месяце нисан (=апрель) на земледельческие работы (рассказ Б1).

Разработка рассказов об Итиле продолжалась и в XI столетии. Гардизи в основном повторил Ибн Русте, несколько видоизменив названия двух городов - Сарг.ш и Хил' - и расширив заключительную часть, где сообщение о мусульманах дополняется указанием на какие-то подати. Второй компилятор, живший и писавший в том же XI веке, Бакри, следуя варианту Ибн Русте, называет два хазарских города: Бар'иш и Х.с.л.г.; в остальном Бакри в еще большей степени, чем Ибн Русте и Гардизи, смешивает рассказы А и Б, повторяя во многом Истахри - Ибн Хаукала. Близок к Бакри, хотя и относится к последующему столетию, Идриси - то же смешение рассказов А и Б, то же отсутствие разграничения между западной и восточной частями города: по словам Идриси, купцы и простой народ населяют обе части города. В отношении консервации рассказа А значительно большее значение, чем Идриси, имеет другой компилятор XII века - Марвази. В изданной пятнадцать лет назад части его обширного естественнонаучного сочинения сохранился и рассказ о двух хазарских городах; в отличие от Ибн Русте и Гардизи, Марвази не упоминает о мусульманском населении; сами города поименованы у него Cap'c и X..л'. Марвази вместе с тем являет-ся последним компилятором, сохранившим полностью рассказ А. Мубарак-шах Марварруди (XIII в.) не упоминает уже о названиях обоих городов, весь рассказ у этого автора является скорее сокращенным изложением, чем компиляцией в точном значении этого слова.

К тому же XIII веку относятся Иакут, Насир ад-Дин Туей и Закарийа' Казвини. На первое место несомненно следует поставить Иакута, во-первых, потому, что в своих сообщениях о хазарах он ссылается на Ибн Фадлана, во-вторых, "географический словарь" Иакута несравненно полнее, чем какое-либо другое сочинение того же характера, отражает все известные варианты Истахри и Ибн Хаукала. Из отдельных разночтений у Иакута интересно упоминание имен хазарского царя; Иакут наряду с термином бак упоминает также илк. Но особенно достойным внимания является сообщение Иакута о главе итильских мусульман, хаз, избираемом каганом из состава своей гвардии, имеющем право руководства делами мусульманской общины, в том числе право юрисдикции. Это сообщение, не имеющее параллельных текстов, позволяет с еще большим вниманием отнестись к замечанию Иакута об Ибн Фадлане как источнике его сведений о хазарах. Менее полон, но также интересен текст, сохраненный географическим сочинением Насир ад-Дина Туей. Повторяя в общем персидский перевод, Насир ад-Дин Туей приводит параллельную Иакуту терминологию на персидском языке; как и у Иакута, хазарский царь поименован бак.

Представитель следующего за Йакутом поколения географов Закарийа' Казвини сохранил немногое из рассказа Б об Итиле. Из отдельных разночтений Казвини интересны наименование хазарского царя б.л.к. и сообщение о том, что стоянкою купцов (очевидно, заморских) была местность в устье реки. Последующие компиляторы Ибн Ийас и Хаджжи Халифа уже не вносят ничего нового и в детали рассказа.

Сравнение всех приведенных выше рассказов как в схематическом виде, так и в конкретной форме, бытовавшей в литературе Средневековья, показывает, что рассказ А резко отличается от других рассказов своей архаичностью и схематизмом. Не надо быть слишком проницательным, чтобы увидеть в нем отражение древнего предания об основании города. Легенды, как и монеты, стираются от длительного бытования - перед нами еле различимый, но все же заметный контур, эталоном для которого служит миф, с наибольшей яркостью запечатленный и персонифицированный в классических Ромуле и Реме, основателях Рима. Отличием хазарской легенды от римской является то, что возникла она не в среде оседлого земледельческого населения, а среди кочевников, для которых земледелие являлось не основным, а дополнительным занятием. Отсюда большая примитивность, сухость - создатели этой легенды еще не добрались до культурных высот римских мифотворцев. Архаизм и примитивизм - таковы характерные черты этого наиболее древнего по истории Итиля материала. Но и здесь и там - одно и то же: основание города приписывается двум именам. Что означают эти плохо фиксированные арабской графикой имена - названия героев-эпонимов? племен?

Попытка расшифровать эти загадочные начертания была предпринята еще французским издателем Бакри, арабского автора, впервые познакомившего европейскую филологию с рассказом о двух хазарских городах. В первом из двух названий французский издатель прочел имя - Ar'aich. Позднее И.Маркварт, используя мало отмеченное до того наблюдение Г.Вамбери о возможности понимания тюркского sary как "белый", прочел то же начертание, как "белый город". Еще позднее Ф.Вестберг, В.В.Бартольд и В.Ф.Минорский продолжили этимологический анализ Маркварта, читая встречающееся впервые в записках Абу Хамида ал-Гарнати название хазарского города Саксин как позднейший вариант имени первого города, упомянутого в рассказе А. Представляется, что этимологически эти гипотезы непременно должны быть связаны с расшифровкой названия Саркел. Название это, как известно, встречается в греческой форме в сочинении Константина Багрянородного и в форме Ш.р.кил в еврейско-хазарской переписке. История расшифровки этого названия настолько почтенна, что сама по себе может стать темой для очерка. Среди отдельных предположений, высказанных разными исследователями и с весьма различных позиций, нас особенно привлекает расшифровка названия, как "белый дом", а также возможность идентификации Саркела с Итилем. Не входя в обсуждение вопроса о местонахождении хазарского Саркела - Ш.р.кила - "Белой Вежи" русских летописей, упомянем только, что название хазарского города в арабской графике из рассказа А Сарг.ш в обеих заметках вполне совпадает со значением Саркел, если принять во внимание, что чувашскому л (а через чувашские шура "белый", кил "дом" и расшифровывается Саркел) в тюркском языке соответствует ш. Слово Сарг.ш, короче говоря, может быть, как и Саркел, расшифровано "Белая Вежа". Как известно, сочетание "белая вежа" не такая уж редкость в топонимическом обиходе Восточной Европы, и на наш взгляд, нет ничего удивительного, если и крепость на Дону, и город на Волге носили одно и то же название. Такое предположение в значительной мере подтверждается выражением "Повести временных лет" о походе в 965 г. князя Святослава на хазар, когда он "и град их и Белу Вежю взя". Трудно предположить, чтобы летописец, назвав по имени донскую крепость, позабыл поименовать сам "град". Не правильнее ли предположить, принимая во внимание дату похода, что и в первой и во второй части перечисления захваченного Святославом разумелось одно и то же: не два города, а две части города, расположенные на разных берегах Итиля? В Х веке, как явствует из рассказа Б, на правом берегу помещалась резиденция верховной хазарской власти, на левом был торгово-ремесленный "конец" Итиля. Летописец, соединяя союзом "и" слова "град" и "Белая Вежа", имел в виду захват Святославом не двух городов, а правую и левую стороны или концы одного и того же города.

Упоминание о правом конце, как о "белом", не является единственным в литературе. Рассказывая о походе в 119/737 г. халифа Марвана на хазар, Ибн ал-Асир говорит, что, пройдя хазарские города Баланджар и Семендер, арабские войска достигли ал-Байда' (в переводе "Белая"), где находилась резиденция кагана. Порядок и наименование городов, приведенных Ибн ал-Асиром, не одиноки в арабской литературе - те же самые города с добавлением отсутствующего у Ибн ал-Асира Хамлиджа мы находим у Ибн Хор-дадбеха (IX в.), о чем речь шла в предыдущем разделе. Что могло послужить для оправдания прозвища правого конца Итиля, как "Белая" или "Белая Вежа"? Первое, что приходит на ум, это, конечно, дворец, построенный из обожженного кирпича и находившийся, по словам рассказа Б, далеко от берега.

Происхождение названия "белая" может получить и другое объяснение. Истахри, Ибн Хаукал, Йакут и последующие компиляторы сохранили бесценное указание на деление хазар на два разряда, - один из этих разрядов именовался черными хазарами, другой состоял из белых хазар, "совершенных и красивых по внешнему виду". Это явно выступающее социальное деление у позднейших компиляторов совершенно элиминировалось, заменившись делением по цвету кожи: так, Ибн Ийас утверждает, что хазары делятся по цвету кожи на белых и смуглых. Имеются достаточные, нам кажется, основания предполагать, что название "белая" могло прилагаться к итильскому правобережью не только благодаря наличию там "вежи", т.е. башни, дворца, а просто потому, что это был центр, столица белых хазар. Если это наше предположение правильно, то на левом берегу мы должны разыскивать центр черных хазар.

Попытки расшифровать название второго хазарского города начались одновременно с расшифровкой первого наименования. Дефремери в названии второго хазарского города увидел слово Hatslog. Позднее В.В.Григорьев предложил то же начертание читать, как хан-балык, т.е. ханский город. В наше время высказывалось мнение о возможности чтения данного наименования как хатун-балык, т.е. город царицы. Как и все попытки, основанные на одном только чтении графически непонятного начертания, вышеупомянутые расшифровки не идут дальше предположения. Тем не менее предложенное В.В.Григорьевым решение, думается, может быть оправдано не только графической схожестью, но и соответствующим фактическим материалом. В этом отношении представляет значительный интерес рассказ о юноше, торговавшем хлебом на итильском базаре. Юноша, по словам источников, сохранивших этот рассказ, имел все основания занять вакантное место кагана, так как принадлежал к роду, из которого только хазары и выбирают каганов. Но, к несчастью, юноша исповедовал ислам, а престол хазарского кагана мог быть занят лишь тем, кто исповедовал иудаизм. Таким образом, присутствие члена рода кагана на базаре левобережья в качестве торговца хлебом свидетельствовало о несомненном упадке влиятельности этого рода. При отсутствии в те далекие времена легких переправ через Волгу можно предположить, что булочник - кандидат в каганы не переправлялся ежедневно с правого берега на левый для хлебной торговли, а проживал на левобережье, где находились и его родичи. Если все эти предположения правильны, то становится понятным, почему второй город рассказа А мог именоваться ханским городом, - здесь, именно на левом берегу, издревле был центр правящего рода, столица кара-хазар.

В данном очерке мы не касаемся вопроса, "когда и как установлен был сей чудный образ правления", при котором верховный правитель, каган, произвольно избирался на престол, так же произвольно лишался и престола и жизни, а вся полнота власти сосредотачивалась в руках наместника, управлявшего всеми делами государства и командовавшего войсками. Одно нам кажется совершенно несомненным, что упомянутый образ правления означал преобладание одного знатного хазарского рода или племени над другим - белых хазар над черными хазарами. Итильская "Белая Вежа" уже во времена похода на хазар халифа Марвана означала своим названием не только наличие белой башни, но и перемещение фактической верховной власти в руки белых хазар. Этим только и можно объяснить сообщение "Худуд ал-'алам" о происхождении кагана или тархан-кагана из потомков наместника. В конце Х века, когда составлялась среднеазиатским анонимом географическая компиляция, очевидно, факт поглощения верховной власти белохазарами уже завершился; во всяком случае, для посторонних наблюдателей, не принадлежавших к хазарскому придворному кругу, понятия "каган" и "наместник" объединились - каган превратился в потомка наместника, сам же титул наместника стал именем эпонима династии. Мы встречаемся с фактом смешения титула наместника и царского звания также в рассказе Б в сообщении о наименовании царя у хазар.

Наряду с названиями двух хазарских городов наши источники сохранили и другие топонимические обозначения для второй хазарской столицы. Прежде всего о самом слове "Итиль". Как явствует из раздела 1 рассказа Б, термином Итиль в арабо-персидской письменности называли реку, текущую, по словам географов, "от русов и болгар" к хазарам, а также город, расположенный на этой реке. В источниках мы встречаем несколько начертаний этого имени: Итиль, Исиль, Атиль, Афиль. Разнообразие начертаний, наблюдающееся главным образом в отношении первой и второй буквы слова, показывает, что само название Волги и хазарской столицы попало в арабо-персидскую письменность из чужого языка; записывавшие это слово арабской графикой, очевидно, не знали, как изобразить имеющимися в их распоряжении графическими средствами первый гласный и второй согласный звуки. Лишь с течением временем орфографическая традиция приняла начертание Итиль, и Иакут в своем "Географическом словаре" уже приводит это начертание как обязательное, сопровождая слово подробным орфографическим наставлением. Пространная редакция письма хазарского царя Иосифа содержит также название Итиль, правда, лишь в приложении к реке. Вряд ли все же это слово можно считать хазарским; как отмечал И.Маркварт, близким к слову Итиль именем в разных источниках назывались Дон и Днестр. Само содержание раздела 1 рассказа Б показывает, что в ранней письменности на арабском и персидском языках был период, когда название Итиль в применении к городу требовало пояснения, иначе незачем было авторам IX-Х веков пускаться в те пространные объяснения, какие мы находим в их сочинениях. Ибн Хаукал - первый по времени автор, который не только свободно оперирует с понятием Итиль-город, но и конкретизирует его, сообщая, что под понятием Итиль разумелось лишь правобережье, западная часть, в то время как левобережье, или восточная часть, именовалось Хазаран, или восточный Итиль.

Перечисляя все эти отдельные наименования хазарской столицы, мы не должны забывать об отсутствии самих хазарских источников. Если не считать кратких и общих упоминаний в еврейско-хазарской переписке, то все, что мы знаем о топонимике Итиля, исходит из иноземной, по преимуществу мусульманской, колонии. Быть может, даже само разнообразие этих названий объясняется в значительной мере не происходившим исторически процессом замены одного названия другим, а таким случайным обстоятельством - откуда и каким путем попадало это название в восточную письменность. И все же, несмотря на все эти оговорки, преобладание в географической литературе на арабском и персидском языках общего наименования для правобережья и левобережья означало очень многое. Это значило прежде всего, что существовавшие ранее полуоседлые населенные пункты превратились в единый город. Это значило далее, что Итиль начал играть все большую и большую роль не только как центр каганата, но и как крупнейший торговый центр, о котором хорошо было наслышано все купеческое каспийское побережье.

Разделы 2, 3, 4 рассказа Б рисуют структуру этого города. Было бы, конечно, неосторожно, если бы мы попытались передать полностью этот рисунок как вполне понятный и ясный. Увы! Многие, и притом очень существенные, вопросы топографии и истории Итиля не могут быть разрешены даже в гипотетическом виде, и неизвестно, найдутся ли когда-либо материалы, необходимые для их разрешения. Но все же кое-что, хотя не совсем четкое и ясное, может быть определено и в настоящее время.

Раздел 2 и отчасти 3 рассказа Б касаются западной части города, где находилась, по словам наших источников, резиденция царя и ближайшего его окружения. Эта часть города, сообщает Истахри, была окружена крепостной стеной, из которой четверо ворот вели к реке и к югу, в степь. Ибн Хаукал, обычно следующий за текстом Истахри, утверждает, что не одна, а обе части города были окружены стеной; по-видимому, тот же смысл мы должны видеть у Мукаддаси в не совсем ясной фразе о городе, окруженном стенами. Представляется, что утверждения Ибн Хаукала - Мукаддаси вряд ли могут быть оправданы реальными фактами и являются, по-видимому, результатом каких-либо недоразумений с текстом, быть может, даже не по вине самих авторов. Побывавший в XII веке в хазарском городе гренадский путешественник Абу Хамид приводит точные промеры ширины реки зимою - 1840 шагов. При наличии приблизительно полутора километров речной глади, отделявших одну сторону Итиля от другой, можно ли всерьез говорить о единой крепостной стене? Из построек внутри этой крепостной стены мы довольно явственно различаем два дворца; о двух дворцах говорит Истахри, утверждая, что дворец кагана выше, чем дворец царя-наместника; два дворца мы встречаем у Мас'уди в рассказе В. Называя эти сооружения дворцами, мы имеем в виду, что это были не шатры или глинобитные сооружения, а строения, сооруженные по последнему слову строительной техники того времени, резко выделявшиеся своим внешним видом из среды других городских сооружений. Наши источники единодушно утверждают, что дворец кагана был сооружен из обожженного кирпича и что никому больше в Итиле не разрешали строить из упомянутого материала. Сообщения арабо-персидских источников весьма убедительно перекликаются с известным рассказом Константина Багрянородного о построении византийцами по просьбе хазарского кагана крепости из кирпича. Локализация этого рассказа за временем правления императора Феофила (829-842) дает представление о времени построения крепостной стены и кирпичных дворцов итильского правобережья; естественно думать, что столичные царские сооружения были поставлены не позже, чем крепостные стены Саркела, понимая под последним крепость на Дону. На значительность размеров этих дворцов указывают и косвенные данные: число людей, составлявших ближайшее окружение кагана и царя-заместителя, достигало четырех тысяч, кроме того, у кагана было 25 жен и 60 наложниц, и, конечно, весь состав гарема располагал своим штатом прислуги. Источники считают, что западная часть равнялась примерно одному фарсаху, из чего можно заключить, что внутри крепостной стены были не только здания, но и сады. Из четырех ворот, выходивших из крепости, особенное значение имели ворота, ведшие на речное побережье, - так мы переводим выражение Мукаддаси. Эти ворота вели к стоянке довольно обширного у хазар флота и к местности в устье реки, которую Закарийа' Казвини называет стоянкой купцов (очевидно, заморских); здесь с приезжих гостей бралась торговая десятина.

Общие изменения в государственном устройстве хазар, очевидно, оказали свое влияние и на структуру западной части города. По словам Мас'уди, каган вместе со своим гаремом находился внутри дворца царя-наместника, не имея права сесть на коня или показаться народу. Только учитывая такую изолированность кагана, можно понять обряд ежедневного торжественного посещения кагана царем-наместником. Мукаддаси называет вообще всю крепость "дворцом султана"; именно у этого дворца, по его словам, а не у крепости, были ворота с выходом на речное побережье к стоянке судов. Мас'уди также принадлежит сообщение о дальнейшем росте резиденции хазарского кагана - два дворца оказались теперь не далеко от берега, как описывали их местоположение Истахри и Ибн Хаукал, а на острове. С острова на берег (на правобережье) был протянут мост из лодок (рассказ В). Краткая и пространная редакция письма царя Иосифа также содержит упоминание о трех городах, составляющих хазарскую столицу: в одном из этих городов жил царь, в другом - царица и в третьем - представители разных племен и народов; если "дворец царя" помещался на острове, то надо думать, что "городом царицы" стало беловежское правобережье, куда, наверное, и вел с острова мост из лодок. Поздним, но небезынтересным в сравнительно-текстологической работе является сообщение Ибн Са'ида (XIII в.) об Итиле, состоящем из трех частей. В отличие от всех предшествующих источников, Ибн Са'ид делит хазарскую столицу не на западную и восточную часть, а на южную, где, по его словам, жили мусульмане, северную, занятую иудеями, христианами, магами, и остров, где проживал каган. Описание Ибн Са'ида заканчивается пересказом сообщения Ибн Хаукала об уничтожении русами "султанства" хазар.

Влияние мусульманской колонии в Итиле, через которую и проникали главным образом сведения о хазарах и их столице в географическую науку Прикаспия, сказалось всемерно на характеристике Хазарана, восточной части города. Суммируя эти сведения, один из современных авторов, занимавшихся историей Итиля, пишет следующее: "Наиболее подробно описана в источниках восточная часть Итиля, носящая имя Хазаран. Это торговая и наиболее оживленная "сторона". Здесь жили ремесленники, которых хазарский каган облагал податями (ваза'иф), купцы и масса чернорабочего люда". По словам Мас'уди, купцы и ремесленники, не говоря уже об арсийа, пришли в страну хазарского царя по причине его справедливости и безопасности. По составу своего населения Хазаран был весьма пестрый город, каким должен быть огромный рынок, куда стекались товары из Восточной Европы от русов, славян, буртасов, хорезмийцев и других народов Средней Азии, Китая, Ирана и Закавказья. Среди купцов более всего было мусульман; по словам Ибн Хаукала, их здесь было больше десяти тысяч человек, не считая наемной гвардии из хорезмийцев. Подобная характеристика Хазарана, а за ним и всего Итиля твердо вошла в научный обиход и может быть при надобности иллюстрирована многими примерами. Не отрицая ни в малейшей степени международного торгового значения Итиля (Хазарана), влиятельности его купеческой колонии, в том числе и в первую очередь мусульманской, мы все же полагаем, что основную и самую большую часть итильского населения составляли не купцы-иноземцы, не ремесленники и даже не хорезмийцы, а собственно хазарское население, стоявшее, как то видно из рассказов А и Б1, на грани между скотоводческим и оседлым земледельческим бытом. Это именно то население, которое историки именуют простонародьем и которое, по словам Идриси, находилось как в восточной, так и в западной части города. Многие рассыпанные здесь и там в наших источниках намеки указывают на жизнь и деятельность этого населения.

По сравнению с роскошными царскими дворцами из обожженного кирпича общий вид городских жилищ представлял довольно унылое зрелище. По большей части это были шатры, вряд ли чем существенным отличавшиеся от шатров настоящих кочевников, да глинобитные, врытые в землю мазанки, не менее примитивные, чем и сами шатры. Скотоводство, которым продолжало заниматься население Итиля и по оседании в городе, наложило свой неизгладимый отпечаток на весь облик хазарских "улиц" и "площадей", названия которых не знает ни одно описание хазарской столицы. Да и можно ли было так назвать песчаное пространство, покрытое кое-где жидкой степной растительностью, на котором нередко можно было встретить пасущиеся отары овец и верблюдов. И в Х веке, в период самого расцвета международной торговли, итильское население славилось умелой выделкой кошм; по словам Ибн Ийаса, покрывавшие шатры кошмы отличались такой прочностью, что их не мог промочить дождь.

Но все же, как ни примитивно было по своему занятию и образу жизни большинство итильского населения, но и оно ушло далеко вперед от своих предков, запечатлевших свое существование легендой о двух хазарских городах. Весьма характерно для традиционности средневековой литературы, что то новое, что пришло в жизнь итильского населения, отпечаталось структурно в той же форме, что и рассказ А. Но если в рассказе А скотоводческое население двух хазарских городов уходило в степь для выпаса скота, то население рассказа Б1 идет весною не в степь, а на поля для сельскохозяйственных работ, оно собирает урожай, "повершье", как правильнее всего следует переводить арабский термин, и этот собранный урожай везет на лодках и повозках в город.

Наличие повозок и лодок говорит о местном плотницком, столярном деле - все это невольно заставляет вспомнить замечательное наблюдение Ибн Хаукала об итильских "шатрах из дерева", заменивших, очевидно, шатры из кошмы.

Скотоводы и земледельцы, жители Итиля, были одновременно рыбаками и отважными мореходами. Не случайно после захвата князем Святославом хазарского "града" итильское и самандарское население бежало на острова Каспийского моря - очевидно, путь на эти острова был хорошо знаком местным капитанам и лоцманам.

 
Rambler's Top100 Rambler's Top100
Реклама в Интернет

Top